Попытка уговорить знаменитого рассказчика Громова выдать какую-нибудь байку из его «эзотерической» серии не увенчалась успехом.

«Повода нет, – отвечал он на просьбы друзей. – Будет повод – будет история».

В замен эзотерики опять же по многочисленным просьбам Константин как-то поведал офицерам подробности малоизвестной, но по-настоящему страшной катастрофы, в результате которой он лишился сразу четверых своих сослуживцев по пилотажной группе «Русские Витязи». Случилось это 12 декабря 1995 года. Группа из двух «спарок» и трёх «боевых» «Су-27» возвращались с авиационной выставки «ЛИМА-95», проводившейся на аэродроме Лангкави, что в Малайзии. В те времена на самолёты пилотажных групп ещё не устанавливалось аэронавигационное оборудование, соответствующее международным стандартам, а потому в качестве ведомого использовался транспортник-тяжеловес «Ил-76». Истребители, следовавшие за ним, были фактически слепы и глухи. Это и сыграло роковую роль. При подлёте к вьетнамской авиабазе Камрань, служившей перевалочным пунктом, группа попала в густую облачность. Командир экипажа «Ила» генерал-майор Гребенников растерялся и дал неверную наводку. Три истребителя из пяти, до последнего державшиеся ведомого, врезались в сопку. Погибла элита пилотажной группы: полковник Борис Григорьев, подполковники Николай Гречанов, Николай Кордюков и Александр Сыровой. Этот день стал самым чёрным в истории «Русских Витязей», и до сих пор память о страшной гибели товарищей бередила душу Громова сильнее, чем собственный горький опыт.

– Эх, – вздохнул Сергей Золотарёв, когда Громов закончил рассказ, – жизнь наша… Даже помянуть ребят нечем.

Помянуть погибших «витязей» действительно было нечем: на «Нитке» царил суровый сухой закон, о чём офицеры были заранее предупреждены.

– А почему ты, подполковник, из «Витязей» ушёл? – спросил Золотарёв Громова.

– Да так, – неохотно ответил Громов, – было одно дело…

(Стуколин потом в индивидуальном порядке рассказал Золотарёву, что это было за «дело»:

– Он в Ле-Бурже выступал. Вроде как с французом воздушный бой разыгрывали. Ну и врезались друг в друга. Костя катапультировался, а француз – всмятку.

– Ишь ты, – Золотарёв присвистнул. – А почему? Их же натаскивают.

– Натаскивают, – согласно кивнул Стуколин, – но там чего-то не сходится. Француз флаттер[78]на крыло словил и выйти не успел. С другой стороны, «Мираж» – машина надёжная, и пилот был опытный. Потом в нашей прессе версия мелькала, будто бы с французом приступ случился – журналюги что-то про наследственную болезнь раскопали. А автоматическая система управления, сам понимаешь, не справилась. «Мираж», говорят, прямо в воздухе разваливаться начал. А крайним оказался Костя…)

Среди других развлечений имелась хорошая семиструнная гитара. Оказалось, что многие из пилотов владеют этим инструментом. Даже Громов не отказывал себе в удовольствии исполнить пару-другую песен из репертуара туристов-альпинистов-спелеологов. Пел и специфические песни лётчиков, лучшие из которых сочинены были, разумеется, не офицерами, а вполне гражданскими и приземлёнными людьми, умеющими не стесняться своих чувств.

«Пошёл на взлёт наш самолёт,

Прижал к земле тоскливый вереск,

Махнул рукой второй пилот

На этот неуютный берег.

Ночной полёт – тяжелая работа,

Ночной полёт – не видно ничего,

Ночной полёт – не время для полётов,

Ночной полёт – полночный разговор.

А на земле – не то чтоб лес,

А просто редкие березы,

Лежат на штурманском столе

Ещё не пройденные грозы.

Летим всю ночь по курсу «ноль»,

Давным-давно нам надоело

Смотреть на жизнь через окно

И делать дело между делом.

А я не сплю, благодарю

Свою судьбу за эту муку,

За то, что жизнь я подарю

Ночным полётам и разлукам.

Ночной полёт – тяжелая работа,

Ночной полёт – не видно ничего,

Ночной полёт – не время для полётов,

Ночной полёт – полночный разговор».[79]

Что касается «полночных разговоров», то они в основном были посвящены одной и главной теме – внезапной предновогодней отставке Бориса Ельцина и близящимся выборам Президента Российской Федерации. В этом вопросе между пилотами наметился очевидный раскол. Большинству нравился премьер-министр Путин, исполняющий обязанности президента до начала выборов.

«Наш человек, – говорили они. – Нормальный, смелый, за свои слова отвечает делом. Не то что эти старые продажные пердуны. И полковник к тому же – знает, почём солдатская лямка».

Им импонировали его решительные заявления, очевидный патриотизм и простой, доходчивый юморок. Особенно сильное впечатление на офицеров произвёли перелёт премьера на спарке[80]«Су-27УБ» и его похвала в адрес этой и без того выдающейся машины.

«Наш Президент! – твердили сторонники. – Наконец-то по-человечески заговорил. Армия теперь поднимется. И авиация».

Данную точку зрения на фаворита «президентской гонки» разделял и Алексей Стуколин. Поэтому он был сильно удивлён, когда двое его друзей – Алексей Лукашевич и Сергей Золотарёв – вдруг выступили против.

Оппоненты аргументировали свою позицию так.

– Ну ты подумай, Алексей, – говорил, к примеру, Лукашевич, – этих старых пердунов мы хотя бы знаем. Нам известно, кто они, чего каждый из них стоит. И чего предложит, когда к власти придёт. А что мы знаем об этом полковнике? Только то, что он полковник КГБ, а КГБ – это далеко не армия. А то, что он на спарке летал, – так это чистой воды реклама.

– Мы о нём многое знаем! – горячился Стуколин. – Он наконец-то чеченов прижал, а то замотали в конец. И это… задолженности погашает.

– Ельцин четыре года назад тоже погашал, а толку?

Тут уже встревал Золотарёв:

– А ты в Чечне был?! – с яростью наседал он на Стуколина. – Видел, что там делается? Ах, не был? Ну тогда и не выступай! С чеченами он, блин, «разобрался», как же! Как в первую войну не знали толком, ради чего всё это, так и во вторую.

– Вы что, за коммунистов голосовать собираетесь? – заходил с другого конца Стуколин. – Они вам построят коммунизм… лет через семьдесят.

– Ты стрелку, значит, не переводи, – огрызался Золотарёв. – На твоём Путине тоже свет клином не сошёлся.